Петербургский сыск. 1870 – 1874 - Игорь Москвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Для чего надо было, чтобы топор купила Ирина?
– Какая Ирина? – искренне удивился Хлестаков. – Я просил, чтобы топор приобрела жена Сорокина. Она должна была сыграть роль убийцы.
– Топор купила подруга нынешней вдовы, у нее же похищены юбка и блуза, в которые были завернуты части Сорокина.
– Иван Дмитриевич, я запаниковал после того, как несколько раз стукнул эту скотину по голове, схватил первые попавшиеся вещи, завернул его и к воде, это случайность, что попали чужие вещи.
– Я думаю, Сорокин готовил Ваше убийство и не последнюю роль должны сыграть нынешняя вдова и ее подруга. По его сюжету Сорокина: в ревности ли, а может по иной причине Кузьмина убивает Альбину и Вас. Топор покупала она, вещи в крови найдены у нее, она должна, ей бы помог Иван, по замыслу покончить с собой, терзаясь муками совести из—за свершенного злодейства. Я думаю, Вы его опередили всего на один шаг. А вот тело, сброшенное в канал, действительно, ваша одна из ошибок.
– Одна из? – удивился успокоившийся Хлестаков, тень улыбки мелькнула на изможденном переживаниями лице, – нет, Иван Дмитриевич, одна.
– Нет, смею Вас заверить, господин Хлестаков, что не одна. Вы имя неподходящее назвали своим бандитам, хоть они и не знакомы с произведениями литератора Гоголя, но на память не жалуются.
Дмитрий Львович выуженным из кармана платком вытер дрожащей рукой покрытый потом лоб.
– Неудачная шутка с птицей, к тому же все ограбленные Вами на дачах либо были вхожи в купеческий, либо английский клуб.
После казавшейся безмолвной тишины кабинет наполнился посторонними звуками, под окнами по брусчатке процокали лошади железными подковами, прошел уличный торговец, оглашая округу зычным голосом.
– Потом неумелая попытка подсунуть в качестве преступника своего однофамильца, – продолжил Путилин. – Не возражайте, – начальник сыскной полиции вытащил из пачки лист бумаги, – записка, признаюсь, написана очень умело, но вами. Это доказали в лаборатории, потом, как вы не старались, но на затылке повешенного, под волосами, остался след от дубинки, не успели опередить Сорокина, вы просмотрели слежку, достаточно или еще перечислять? – Иван Дмитриевич выглядел не победителем, поставившим точку в нескольких делах, а уставшим от людской подлости человеком.
Хлестаков сидел, не поднимая глаз, устремил пустой взгляд на свои изнеженные руки.
Дело случая. 1873 год
9 сентября Николай Кособрюхов, мещанин города Холма, проживающий в Кузнечном переулке, в доходном доме Ивана Тимофеевича Загибенина, явился заявить приставу 1 участка Московской части о краже, имевшей место из запертого комода либо подбором ключа, либо родным, который хозяин хранил в потайном месте.
Господин Кособрюхов в расстроенных чувствах со слезами на глазах охал, что те восемнадцать тысяч триста шесть рублей скоплены для покупки заветной мечты – маленькой усадьбы в южных губерниях.
Подполковник Тимофеев, пристав участка, молча выслушал почетного гражданина города Холма, согласно кивал, сочувствуя обокраденному мещанину. Потом вызвал одного из городовых и послал в сыскное отделение. Дело вроде бы, не столь важное, сколько таких кособрюховых по столице, чуть ли не каждый день лазят по пустующим и квартирам, то даже, вон недавно, арестовали целую банду, воровавшую вывешенное по чердакам сушится белье и носильные вещи.
Василий Евсеевич не ожидал, думал, что Путилин, начальник сыскной полиции, пришлет кого—нибудь из сыскных агентов потолковее, а он явился, как красно солнышко сам.
– Здравия желаю, Иван Дмитрич, – подполковник вскочил со стула и с протянутой рукой и улыбкой во весь рот шагнул навстречу Путилину.
– Здравствуйте, Василий Евсеевич, – произнёс начальник сыскной полиции, выискивая, куда повесить легкое пальто, хотя и начало сентября, но в этот день дунул северный ветерок, и стало попрохладнее, не похоже на только начавшуюся осень.
– День добрый, – вслед за начальником поздоровался Миша Жуков, служивший в сыскном отделении младшим помощником Ивана Дмитриевича.
– Сюда, – указал пристав на вешалку в углу, которую не было видно, загораживал шкап.
– Рассказывайте, что стряслось и отчего такая спешка?
– Иван Дмитрич, несчастье у господина Кособрюхова, – и пристав указал рукой на сидящего господина в довольно дорогой костюмной паре, который вскочил со стула и сам представился:
– Кособрюхов Николай Фомич, – и тут же посетовал, – обокрали, среди бела дня, всю наличность скопленную вынесли.
– Мне хотелось бы проехать, так сказать, на место преступления.
– Иван Дмитрич, место в двух шагах, – подсказал пристав, – в Кузнечном.
Через пять минут подошли к дому.
– Извините, господин Кособрюхов, куда выходят окна вашей квартиры? – поинтересовался Путилин.
– Вот на втором этаже, – и Кособрюхов указал рукой, – третье и четвертое от балкона.
– Хорошо, – Иван Дмитрич окинул взглядом указанные окна, потом и соседние дома, – пойдемте.
Вошли под левую арку дома, над которой навис тяжелый балкон с лепниной по углам.
Кособрюхов шел впереди, вышагивая, словно цапля, высоко поднимая ноги.
– Моя квартира, – он начал перебирать на связке ключи, разыскивая нужный от входной двери.
– Вы живете один?
– Да.
– А прислуга?
– Ко мне приходит только кухарка.
Квартира оказалась небольшой, в две комнаты. Мебель была довольно старой, но в хорошей сохранности. «Видимо, приехал в меблированную», – отметил Иван Дмитриевич.
– Вот из этой комнаты, – развел руками Кособрюхов, – и пропали мои сбережения.
– Из этого? – Путилин указал тростью на комод и подошел к нему ближе, – из какого ящика?
– Из верхнего?
Иван Дмитриевич наклонился к ящику комода, чтобы посмотреть поближе, на полированной поверхности виднелись свежие царапины и борозды, словно кто—то пытался применить, сперва, силу, но потом воспользовался ключом.
– Когда вы отпирали замок, он поддался легко?
– Я не почувствовал никаких затруднений, только мне показались странными царапины.
– Вы носите ключ с собою?
– Нет, – ответил Кособрюхов и подошел к шкапу, протянул за заднюю сторону руку и достал из—за него заветный ключ.
– Он был на месте, когда вы решили заглянуть в комод?
– Это—то и показалось мне странным, господин… э…
– Путилин, – и вы всегда храните ключ там, в потайном месте.
– Я – человек забывчивый, вот и пришлось себе найти место для хранения, где ключ был бы в полной сохранности.
– Вы вполне доверяете своей кухарке?
– У меня не было повода подозревать ее в таком деле, не первый год мне готовит, нет, исключено.
– У вас у самого есть какие—нибудь мысли по поводу происшедшей кражи?
– Никаких, – пожимал плечами Кособрюхов, – ума не приложу, как могли открыть ящик, ведь пытались сломать. Не понимаю, – он покачал черной с проседью головой.
– Попробуем разобраться, – Путилин еще раз осмотрел ящик, он на самом деле не был взломан, только кто—то попытался это сделать, а уж потом то ли подобрал ключ, то ли у вора был свой. Иван Дмитриевич внимательно присмотрелся к замку, внутри не виднелось на царапин, ни зарубрин, какие остаются от отмычки. Начальник сыскного отделения почесал висок и произнёс:
– М—да! Я вижу серебряные подсвечники, дорогие вещи лежат по гостиной. Более ничего не взяли?
– Вот именно, это и странно, – с обидой в голосе пожаловался Николай Фомич, – словно приходили только за деньгами.
– Тогда, как могли попасть в квартиру?
– Мне не ведомо, – Кособрюхов опустился на диван.
– Миша, – позвал Путилин помощника, – проверь черную лестницу.
– Понял.
Через несколько минут вернулся.
– Иван Дмитрич, взломана дверь.
– Так, теперь знаем, как попал в вашу квартиру злоумышленник. Господин Кособрюхов, кто знал, что вы храните такую немалую сумму?
– Никто.
– Друзья, приятели, знакомые?
– Упаси Бог, – замахал руками Николай Фомич, – я никогда ни под каким видом о своих денежных делах не говорю.
– Вы же собрались покупать имение, а значит, кто—то должен был знать об этом?
– Нет, нет, я сам собрался ехать, такое предприятие обошлось бы мне дешевле, чем нанимать человека и платить ему деньги.
– Но кто—то же знал о деньгах, если взломал, – Путилин посмотрел на помощника, тот кивнул головой, – дверь и, зная, где они лежат, открыл нужный ящик комода?
Подполковник хотел что—то произнёсти, но Путилин его опередил, – согласитесь, выглядит странно.
– Вы хотите сказать, – вскочил Кособрюхов с горящими глазами, – что это я себя же обокрал?
– Господин Кособрюхов, я только хочу, чтобы вы припомнили, говорили ли с кем—либо о деньгах? Кто мог знать, где они хранятся? Как же вести расследование, если вы ничего толком не можете сказать?